«Спартак» – наше всё. Откровения кумира красно-белых - Егор Титов

Одна из самых больших опасностей для спортсменов – женское внимание. Я рано сделал вывод, что оно способно завести очень далеко. Да, был мимолетный период, когда я позволял себе совершать подвиги Казановы, но это происходило в обыкновенной жизни, в той, где Егора Титова воспринимали не игроком «Спартака», а просто приятным парнем. Там на меня никто не расставлял сетей.

В футбольной же среде соприкасаться с женским обществом я мало того что не хотел, так еще и стеснялся. На первых порах ведь в команде хватало «стариков», и я жутко тяготился своей хилой славой на их фоне. Всячески избегал внимания к собственной персоне. После матчей у выхода из-под трибунного помещения нас часто ждали фанатки. Так я сразу же нырял в автобус.

А к тому времени, когда спартаковские звезды разъехались, в моем сердце уже поселилась Вероника.

К тому же в 1990-х за футболистами не устраивали такую дикую охоту, как сейчас, когда это стало модным. Сегодня необычайно престижно выйти замуж за спортсмена. Это путевка в совсем другую, светлую жизнь. Да и просто провести ночь с известным человеком для некоторых барышень XXI века так же «прикольно», как посетить концерт Мадонны. Теперь за звездной, да и не очень, молодежью гоняются ого-го как! Вот многие и перестают расти профессионально, тратя себя на бесконечные романы. Нам в этом плане все-таки было полегче.

Наше поколение игроков серьезнее относилось к этому вопросу: подавляющее большинство женились по любви, очень рано, на подругах детства или юности. Эта любовь была чистой, напрочь лишенной корысти.

У нас вообще все происходило быстрее, чем у далеких от спорта людей. Мы раньше взрослели, раньше становились самостоятельными. Пятнадцати-шестнадцатилетние пацаны, приезжая покорять столицу, перепрыгивали сразу ступенек через пять. Как Влад Радимов с Димой Хохловым, которые на Песчанке без душа, без еды тараканов давили. Я взрослел, наверное, не так стремительно, хотя с девятнадцати лет жил один и полностью нес за себя ответственность.

У меня и с мамой, и с отцом теплые отношения, но уже в 1995 году мне «под присмотром» было тяжело. Я чувствовал себя голубем, который рвется на свободу. И в какой-то момент понял, что все, надо уезжать. Родители были на даче, я собрал сумку, взял музыкальный центр, и мой друг по спартаковской школе на старенькой «Волге» перевез меня в пустующую бабушкину квартиру в Бибиреве. Так я начал свое вольное плавание.

В нашей среде абсолютно нормальное явление, когда человек к восемнадцати-двадцати годам обзаводится своей крышей над головой.

Естественно, каждому из нас, оказавшемуся предоставленным самому себе, хотелось, чтобы дома его кто-то ждал. Чтобы на сборах и в затяжных поездках было о ком думать. Чтобы было кому посвящать свои победы. Мне, холостяку, например, слишком ощутимо не хватало семейной теплоты. Даже поесть было не с кем. Это сейчас ресторанов полно, а тогда вынужден был сам себе готовить. Да и с ранних лет я мечтал о том, чтобы меня встречали жена, ребенок и собачка. Вот класс! Еще одна разновидность мужской романтики!

Сейчас из моей жизни подобная романтика ушла, ее вытеснила проза. И в такой стабильности тоже есть свой кайф. Хотя порой ради этого нужно переступать через себя. Когда ты приходишь домой, то обязан запихнуть свое «я» себе в одно место. Твои злоба, досада от упущенной победы или незабитого гола должны остаться за дверью. Не всегда получается. Бывает, срываешься не по делу, а потом жалеешь.

Навязчивая идея обзавестись своей семьей поселилась во мне лет в тринадцать. Помню, тогда я для себя решил: надо как можно быстрее жениться. Безумно хотелось взрослой жизни, словами и не передать!

…До Вероники ни на какой другой девушке я жениться не мог. Не чувствовал, что встретил свою половинку. Да и ветер гулял в голове. Потом не представлял, как это я скажу своим родным: все, папа-мама, женюсь.

К двадцати двум годам стал смотреть на все происходящее со мной взрослым ясным взглядом. Понимал, что уже пора серьезно подумать о семье. Если не сейчас, то потом закручусь, затянет холостяцкий образ. Я боялся упустить момент.

Боженька, видимо, почувствовал все это и, к огромному счастью, свел меня с Вероникой. Я ни разу об этом не жалел, даже тогда, когда у нас не все было гладко.

Самое любопытное: я до самой свадьбы не отдавал себе отчета в том, что Вероника и есть моя судьбинушка. 1998 и 1999 года слились в один бесконечный марафон: сборы, разъезды, игры следовали через два дня на третий. Я превратился в автомат по штампованию побед. Осени для меня вообще не существовало. Элементарно не было повода остановиться, отдышаться и осмыслить, что со мной творится.

А снежный ком событий все ускорялся и ускорялся. Все происходящее напоминало вид из окна стремительно мчащегося поезда. В мозгу запечатлелись лишь отдельные «слайды» из того периода. 9 декабря 1999 года мы сыграли на выезде с «Лидсом». Сгорели: ноль-один. Ночь были в дороге. Затем мальчишник. Квартира мамы. Мои друзья по спартаковской школе: Вова Джубанов, Леша Мелешин, Дима Гунько. Меня отвозят домой. Я из последних сил ставлю будильник: у меня утром свадьба. Только бы не забыть. Как в кино! Утром открываю глаза: по комнате ходят Вовка и Димка. Думаю: откуда они взялись? Пацаны улыбаются: «Жених, вставай. У тебя сегодня свадьба». Я, как зомби, бреду в душ, стою и усердно соображаю: какая свадьба?!

Потом пришел-таки в себя: действительно, у меня сегодня важное событие. Настроился на серьезный лад. Дальше опять все как в кино.

Поехали за Вероникой. Нужно было ее выкупать, но мне было не до этого. Я подвинул свидетельницу в сторонку: дайте же пройти! Мы быстро забрали невесту, так же быстро покатались по Москве. Частично я все еще пребывал в прострации. И только когда мы подъехали к ресторану, осознал, что сейчас нас будут поздравлять сотни гостей. Меня внезапно заколотило! Трясло так, будто бы предстоял финал чемпионата мира. Пришлось несколько внеплановых минут сидеть в машине – «саморегулироваться». Навыки спортивной психологии сделали свое дело, и предстартовое волнение исчезло. Олег Иваныч Романцев, Пал Палыч Бородин, Георгий Саныч Ярцев, Михал Данилыч Гершкович – было очень много уважаемых людей, и вроде бы все остались довольны.

На второй день мы гуляли в другом ресторане. Были все самые близкие. До сих пор стоит перед глазами картина, как мне навстречу идет Тихонов. Когда Андрей улыбается, глазки у него становятся, как у китайца, и от них идет какой-то теплый неземной свет. Мы обнялись: «Дорогой, как я рад, что ты приехал!» – «Егор, разве я мог не приехать?» Здорово погуляли.